Когда встало солнце и рассеялся туман, долина расцвела. Сочный, налитой луг - свидетельство обильного сезона дождей - покрыли ярко-красные пятна. "Масаи", - сказал Джордж. В одиночку я бы ни за что сюда не добрался, хотя от кенийской столицы долину отделяли чуть больше ста километров. К счастью, у меня был хороший проводник. Джордж, студент Найробийского университета, свое настоящее, масайское имя называть отказался и вообще всячески подчеркивал, что церемония эуното - посвящения во взрослую жизнь, на которую мы спешили, не более чем предрассудок. Его, человека современного, это мало касается.
Но посетить родные места, Олебелбел, где намечалось действо, Джордж был не прочь. До Каджиадо провожатый не требовался. Город, считающийся одним из двух крупнейших масайских поселений, обозначен на всех картах. Хватает и указателей, хотя, по правде говоря, сам Каджиадо в лучшем случае можно назвать поселком. Кучка приземистых, хаотично стоящих домов посреди бескрайних холмистых равнин южной Кении, - что может быть унылее?
Миновав накануне Каджиадо, мы свернули на проселок. Олебелбел на картах не значился, исчезли и указатели, но Джордж не подвел. Подскакивая на ямах и рытвинах, огибая валуны и муравейники, похожие на причудливые замки, бесконечно плутая среди зарослей, мы на своей запыленной машине еще затемно добрались до холма, с которого, как заверил проводник, церемония должна была быть видна как на ладони.
Когда рассвело, я убедился в правоте его слов. Прямо под нами в долине бурлила жизнь. Сотни масаев сновали взад и вперед, и число их все время увеличивалось за счет постоянно прибывавших гостей. Самые именитые, среди которых, как уверял Джордж, есть даже один министр, приезжали на мощных, навороченных джипах. Рядовые подходили пешком. Что для масая десяток-другой километров по каменистым холмам, с детства исхоженным вдоль и поперек с отцовским стадом?
Мужчины, приторочившие к поясам дубинки, опирались на длинные посохи, многие женщины несли калебасы из полых тыкв. "В них молоко. Без него не обходится ни одна церемония", - пояснил мой эксперт Джордж. Все были одеты в красные накидки шуки, которые и выхватил наш глаз при прервом взгляде на долину. Красным было все: головы, руки и ноги, покрытые охрой, краснозем свободных от травы участков, красная пыль, вздымаемая тысячами обутых в сандалии ног. Вскоре стало казаться, что и лучи утреннего солнца приобрели исключительно красный оттенок.
По темно-оранжевой тропинке мы спустились в долину и попали в багряный водоворот. Сверху казалось, что, очутившись в гигантской толпе, галдящей на непонятном языке, нельзя испытать ничего, кроме отчуждения и страха. Поначалу движения в самом деле сковывал предательский холодок, и глаза машинально бегали, пытаясь разглядеть угрозу. Неприятные ощущения возникали и от прикосновений к голове и рукам чужих ладоней.
Очевидно, обитателям масайской глубинки мои прямые волосы и бледная кожа представлялись не менее экзотическими, чем мне их лоснящиеся охрой тела. Но вскоре я успокоился. В сердцевине грозного на вид красного скопища явственно витал праздничный и доброжелательный дух.
Освоившись, я начал обращать внимание на происходящее, и как раз вовремя. Мы подошли к маньяте - деревне из полусотни расположенных полукругом приземистых, похожих на доты мазанок, слепленных из глины и коровьего навоза. Выстроили их матери моранов - воинов, которым в результате церемонии эуното предстояло превратиться во взрослых, полноценных членов масайского общества. Из маньяты выбежали два мальчика и остановились в шаге от нас, почтительно склонив головы. Джордж слегка дотронулся до темени каждого. "Они еще не обрезаны, - пояснил он, - поэтому, встретив человека, который уже прошел через это, обязаны приветствовать его первыми, даже если они старше его. Так же ведут себя при встрече и девушки".
В маньяте прихорашивались перед выходом мораны. Они тщательно втирали в кожу масло и охру, оправляли составленные из разноцветного бисера браслеты и ожерелья, подвешивали к поясам ножи. Стремление выглядеть нарядно принимало порой комические формы. Так, один из воинов пытался приладить к локтевому браслету осколок зеркала.
Рядом с маньятой женщины варили себе еду. Для моранов пиршество готовилось поодаль, в роще. Когда мы подошли, костер, на котором жарилось мясо быка, полыхал уже вовсю. Вездесущие мальчишки, пожиравшие глазами подрумянившиеся куски, тут же перевели взгляд на белого гостя. И им, и нам было дозволено свободно наблюдать за подготовкой к трапезе. А вот женщинам, даже родственницам посвящаемых, это было строжайше запрещено. Если хотя бы один женский глаз увидит предназначенное моранам мясо, его тут же выбросят как подвергшееся сглазу, сказал Джордж.
Множеством условий обставлен каждый шаг церемонии. Выбор быка, его убийство, разжигание костра, разделка туши - все совершается в точном соответствии с давними обычаями. За их соблюдением ревностно следят старейшины. Но больше всего поражает то, с каким рвением и насколько серьезно воспринимают происходящее посвящаемые.
Судя по церемонии в Олебелбеле, большинство соплеменников ученого Джорджа не разделяют его скептицизма. Чтобы понять это, достаточно взглянуть, с каким ожесточением ребята дрались за право первым взять быка за рога, чтобы стать лидером своей возрастной группы. Наивные! Все было предопределено заранее старейшинами, пустившими животное в ворота, ближайшие к их избраннику. И сколько горя было у моранов, когда им сообщили, что все их усилия оказались напрасными. Если бы мудрые старцы не позаботились заранее о безопасности и не отобрали перед оглашением своего заключения копья и ножи у воинов, не миновать бы смертоубийства. Лично меня выбор старейшин озадачил. Лидером группы, посвящаемой во взрослую жизнь, а в ней собрались юноши 16.20 лет, стал 9-летний Мурхан Каркуресс.
"Он из уважаемой семьи, - пожал плечами Джордж. - Его давно готовили к лидерству. Даже обрезали раньше, чем других. Бедняга. Теперь так и останется неучем". Из дальнейших объяснений я узнал, что Мурхан не пойдет в школу, а через пять лет должен будет жениться на невесте, выбранной для него старейшинами. Но мальчик вовсе не выглядел разочарованным. Да и мальчиком, несмотря на возраст, назвать его было трудно: строгий, недетский взгляд, важная походка, повелительные интонации поразительным образом превращали мальчугана в настоящего вождя.
Опершись на копье, он застыл на одной ноге - классическая масайская поза. И надо было видеть, как почтительно приближались к Мурхану юноши, чей возраст превышал его вдвое. Лидер, что и говорить. Таковым он, согласно традиции, останется для всех членов возрастной группы до самой смерти.
Но как бы свято ни соблюдались старинные обычаи, время вносит коррективы. Еще в 60-е и даже в 70-е годы, пройдя обрезание и став моранами, масаи, прежде чем удостоиться участия в церемонии эуното, по четыре, пять, а то и больше лет проводили на отшибе, в отдельных маньятах, и вели жизнь воинов. Простую и одновременно тяжелую. Мораны жили вольно, не стесняемые ни режимом, ни моралью. Без ограничений общались с девушками, не связывая себя долговременными узами, совершали набеги на соседей, похищали скот.
Преступлением это не считалось. Масаи верили, что все коровы мира принадлежали им по праву, данному небесным богом Энгаи, поэтому, отнимая у других стада, они не только не нарушали закон, но защищали его, восстанавливая справедливость. Были у морана и обязанности. Он должен был защищать свой народ от соседей, участвовать в войнах, а еще - да простят защитники животных - непременно убить льва. Масай, не сразивший царя зверей, не мог считаться настоящим мораном. Особой удалью считалось схватить льва за хвост, пока тот еще не испустил дух. Подчас группа масаев, едва ранив зверя, бросалась к хвосту. Отталкивая друг друга, каждый стремился ухватиться за него первым, и тут у недобитого хищника появлялась неплохая возможность расправиться хотя бы с частью нападавших.
Суровый закон предков иногда соблюдается и теперь, но в порядке исключения. В Кении, стране лучших в Африке национальных парков, любая охота строжайше запрещена законом. Три года назад в районе Каджиаду, где находится Олебелбел, 21-летний масай, вооруженный копьем, один на один сразился со львом и победил. Но к этому его вынудили обстоятельства - он защищал отцовское стадо. Два года назад масаи, живущие близ Национального парка Найроби, истребили с десяток львов, которые стали регулярно нападать на их коров. Но это тоже был редчайший случай, вызвавший эмоциональную полемику в прессе и разбиравшийся на высшем правительственном уровне.
Об угоне скота и рейдах на соседей и говорить нечего - дело однозначно подсудное. Да такого и не бывало уже многие десятилетия. Так и вышло, что для посвящения в мораны стало достаточно совершить обряд, который теперь, кстати, приурочивается к школьным каникулам, а возраст посвящаемых снизился с 15.18 до 10.12 лет. Лучше обрезать ребенка пораньше, считают многие родители, чтобы потом не отвлекать его от занятий.
А еще недавно дело обстояло иначе. В конце 70-х будущий видный юрист, уроженец Каджиадо Кериако оле Тобико завалил экзамены и сбежал из школы, потому что жаждал вести жизнь морана. С оружием в руках он вместе с товарищами, решившими последовать его примеру, нагрянул в дом отца и потребовал поддержать его планы. Но отец считал иначе. Он пригрозил вооруженному сыну родительским проклятием, самым страшным наказанием для масая, а в случае возвращения в школу пообещал выделить двух быков для церемонии посвящения его во взрослую жизнь. Тобико, подумав, выбрал второй выриант - взялся за учебники. А, втянувшись, выказал такие способности, что окончил школу с отличием, продолжил обучение в Кембридже и стал одним из лучших адвокатов своей страны.
Мысль о том, что в современном мире образование важнее моранизма, завоевывает среди масаев все новых сторонников, подчас неожиданных. В этом мне пришлось убедиться, нежданно оказавшись в гостях у 80-летнего вождя Лерионке оле Нтуту. На его поместье я наткнулся, колеся по заповеднику Масаи-Мара. Гостеприимный вождь, живший посреди заповедной территории, не захотел отпускать иностранца, не пообщавшись и не показав ему хозяйства. К обширному дому примыкал еще более обширный хлев, но для масая густой запах навоза - самый приятный аромат на свете. Скот - это все. Молоко, смешанное с кровью, которую нацеживают из шейной вены, аккуратно проткнув ее стрелой, служит главной масайской пищей. Коровья моча используется в лечении, свежий навоз идет на строительство, а сухой - на топливо, рога превращают в емкости и украшения, а из шкур шьют матрасы, одежду и обувь.
Пройдя через обряд эуното, масай одновременно получает право иметь собственную жену и скот. Для описания последнего в масайском языке маа существует больше ста слов. Не мудрено, что рассказ вождя о достоинствах каждой из стоявших в стойлах коров занял немало времени. В доме с ним жила десятая жена, 35-летняя Ноонкипа, подарившая ему шесть детей. Младшему едва минуло пять. А всего, похвастался Нтуту, у него больше 70 отпрысков, но все остальные уже взрослые. Отдельно живут и девять старших жен. Каждой из них благодарный супруг построил собственный дом.
Казалось бы, типичный масайский вождь, продолжающий мыслить отжившими понятиями и не желающий ничего менять, но стоило заговорить с ним о судьбе народа, и в каждой фразе зазвучало слово "образование".
"Когда полвека назад я встал во главе района, в нем было две школы. Теперь их больше трех десятков. Вот мое самое большое достижение, - с гордостью говорил старик, отхлебывая виски и прополаскивая им белые, прекрасно сохранившиеся зубы. - Теперь надо бы как-то обеспечить право на получение образования девушкам". Пожелание Нтуту пока остается мечтой. И в Нароке, и в Каджиадо большинству масаек приходится из-за раннего замужества оставлять учебу. Полицию этих районов впору переименовать в спецподразделение по борьбе с неравными браками.
Если в других частях страны правоохранительные органы проводят рейды по деревням, чтобы арестовать убийц, налетчиков или, на худой конец, самогонщиков, то в регионе, населенном масаями, главная цель операций - вызволить малолетних девочек, против собственной воли, но по согласию родителей ставших рабынями далеко не молодых мужей.
В каждом учебном заведении ученики разучивают и разыгрывают спектакль о неравном браке. Нехитрая пьеска, написанная безымянным сотрудником одной из благотворительных организаций, повествует о весьма типичном конфликте: родители внезапно отзывают дочь из начальной школы, чтобы выдать замуж за старика. Девочке меньше всего хочется навсегда расставаться с подружками, чтобы с утра до ночи готовить, стирать, убирать, чистить дом и хлев и всячески угождать грубому, необразованному, беззубому супругу. В последний момент на помощь приходит районный комиссар полиции. Угроза отступает, и спасенная малышка за счет государства продолжает учебу в школе-интернате.
Так происходит на сцене. Но так нередко случается и в жизни. Благодаря стараниям государства и общественных организаций все большему числу масаек удается окончить не только начальную, но и среднюю школу. И все же неравные браки по-прежнему процветают.
Как правило, из-за насильственных замужеств каждая из школ ежегодно теряет десятки учениц. Согласно полицейской статистике, возраст малолетних жен в основном 9.12 лет, а их супругов - от 50 до 80. И это несмотря на то, что такой брак - деяние, уголовно наказуемое в соответствии с "Актом о защите прав детей", входящим в кенийское законодательство. На решение преступных родителей, безусловно, влияют и традиции, но прежде всего - корысть. Такса обычно такова: пара одеял, два.три быка, 30.40 тысяч шиллингов (11.15 тысяч рублей).
Для большинства масаев это огромное состояние, поэтому, заплатив калым и выставив угощение, старику, сумевшему скопить нужную сумму, можно забирать невесту и запрягать ее в домашнее хозяйство. Чаще всего такие браки, совершаемые по традиционному обряду, без регистрации в государственных органах, происходят во время школьных каникул. Наставники всегда с тревогой ждут момента, когда класс собирается к новому учебному году, - кого не досчитаются на этот раз?
Не меньше горя приносит еще один распространенный обычай - свободный секс. Как гласит поверье, масай, проходя мимо любого дома, может воткнуть возле него копье, после чего он волен свободно входить и спать с живущей там женщиной, чьей бы женой она ни оказалась. Это, конечно, преувеличение. Во-первых, воткнуть копье масай может только у дома члена своей возрастной группы. Во-вторых, если женщине он не понравится, она имеет полное право отказать. Уточнения, конечно, существенные, но поверье все же не вымысел, как пытаются доказать некоторые масаи.
Пока этот диковатый обычай бытовал в условиях традиционного общества, никто не жаловался. В наши же дни, когда в Африке свирепствует СПИД, свободная любовь - мощный толчок к ускоренному распространению смертельного вируса. Способствует болезни и обычай женского обрезания, нередко совершаемого без соблюдения правил гигиены. Усилия гуманитарных организаций, пытающихся заменить эту операцию чисто символическим обрядом и пропагандирующих презервативы, большого успеха пока не приносят. Родители продолжают упрямо толкать дочек под нож знахарок, а от применения резиновых изделий отказываются не только мужчины, но и женщины. Масаи уверены, что удовлетворение может доставить только незащищенный секс.
Некоторые традиции мешают повышению жизненного уровня - не позволяют масаям заниматься земледелием. По той же причине они долго отказывались хоронить усопших, боясь поранить мать-землю. Много усилий было положено, чтобы вовлечь скотоводов в выращивание хоть каких-нибудь злаков или плодов, но кроме пары относительно успешных проектов, имевших скромные масштабы, дело пока не движется. Упрямцы не спешат заняться земледелием, даже убедившись, что оно приносит явную пользу.
Маниакальное упорство в отстаивании своего образа жизни и стойкое нежелание подстраиваться под быстро меняющийся мир сделали масаев всемирно знаменитыми. По количеству посвященных им публикаций, книг и фильмов они многократно превосходят все остальные африканские народности. Интерес публики подогревается и сенсационными, хотя и не слишком убедительными гипотезами о происхождении племени. Тонкие, прямые черты масайских лиц, заметно отличающиеся от облика окружающих африканцев, породили массу самых разнообразных предположений. От кого только не вели их родословную: и от древних египтян, и от заблудившихся воинов Александра Македонского, и от потерянной ветви Израилевой...
Неудивительно, что абсолютное большинство туристов на вопрос о том, кто живет в Кении, не задумываясь, отвечает: масаи. Между тем их доля в населении страны не достигает и одного процента. В соседней Танзании - сходная картина. Непропорционально большая, но заслуженная слава могла бы принести масаям немалую пользу. Но, увы, пока дивиденды получают другие. Выражение "масай - не народность, а профессия" стало в Кении расхожей поговоркой.
Энергичные парни, облаченные в красные шуки и браслеты из бисера, наводнили все крупные города: от побережья до угандийской границы. "Профессиональные" масаи работают по нескольким направлениям. Порядочные избрали нелегкий труд танцора, демонстрируя туристам знаменитые высокие прыжки на месте, сопровождаемые гортанными криками. Некоторые специализируются на продаже сувениров, что тоже не заслуживает осуждения. Часть служит ночными сторожами, заработав репутацию честных и добросовестных охранников. Кто-то устраивается привратниками, помогая своим колоритным видом заманивать клиентов в магазины и отели. Все они получают гроши и честно отрабатывают свой хлеб.
Однако трудно испытывать добрые чувства, когда становишься объектом приставания наглых, привязчивых "моранов-торговцев", чьи черты совсем не похожи на масайские и мочки ушей тоже не отвечают "национальному стандарту", в соответствии с которым они болтаются, как провисшие веревки, растянутые традиционными массивными украшениями. Расчет прост: редкий белый в состоянии отличить настоящего масая от поддельного, а взятый напрокат популярный, раскрученный образ помогает увеличить дневную выручку.
Отдельная статья - брачные авантюристы. Пользуясь завоеванной моранами репутацией бесстрашных воинов и неутомимых любовников, такие самозванцы липнут к перезрелым и престарелым европейкам и нередко добиваются успеха. Частенько в награду их берут на содержание, заваливают подарками и денежным вознаграждением. А особо оборотистым врунам порой достается и большее - бракосочетание. Вот только такие псевдоромантические связи рвутся довольно быстро и, как правило, с громким скандалом. Самыми известными были широко разрекламированные, но вскоре развалившиеся браки англичанок Черил Мейсон и Лин Дейвис. В обоих случаях выяснялось, что за показными нежностями чернокожих Казанов скрывался корыстный расчет. К тому же помимо британских жен они имели и других.
Настоящих масаев волнуют совсем другие проблемы. Как правило, обманывают не они, а их. Самым грандиозным надувательством стала афера британских колонизаторов, которые в начале прошлого века лишили местных скотоводов большей части исконных пастбищ. Вопрос о земле сплотил народность, которая за длительную историю разделилась на несколько групп, в основном по районам проживания.
У подножия потухшего вулкана Лонгонот, чье заросшее растительностью жерло вызывает в памяти историю о затерянном мире, в прошлом году прошло собрание представителей всех ветвей "Дома Ма". Так называют большую этническую общность, которая помимо масаев включает самбуру, туркана и эль-моло. На совещании было единогласно решено добиваться возвращения земель совместными усилиями. Поводом для начала кампании послужило истечение срока 99-летней аренды участков, которую британская колониальная администрация навязала коренным жителям.
На самом деле договор об аренде был полной профанацией. "Он заключен британцами с так называемым главным вождем масаев Олонаной (Ленаной), но тот вовсе не был вождем, - напомнил властям член кабинета министров, один из самых авторитетных масаев Уильям оле Нтимана. - Олонана был коллаборационистом, появившимся по воле британцев. Он предал дело масаев. Он не обладал исполнительной, административной или политической властью, которая дается советом старейшин. Он продал права масаев на землю в обмен на свой созданный колонизаторами пост, горстку денег и старую армейскую шинель".
В результате столь постыдной сделки, которую ни Лондон, ни власти Кении никогда не ставили под сомнение, масаи лишились значительной части лучших пастбищ. Прервались традиционные пути миграции скота, которыми год за годом, в зависимости от чередования сухого сезона и сезона дождей, пользовались масайские пастухи. "Сгон масаев с сочных пастбищ Рифтовой долины, а затем и с равнин Лайкипии был бесчеловечным, насильственным и катастрофическим актом", - убежден оле Нтимана.
Масаи доказывают, что отныне, по истечении 99 лет, они имеют право пользоваться землей. Но кто их слушает? Полиция применяет оружие для разгона акций протеста, а правительство поспешило объявить, что масаи ошиблись. В действительности, уточнило оно, срок аренды составляет не 99 лет, как обычно бывает по английскому и списанному с него кенийскому законодательству, а... 999.
Эта удивительная цифра наглядно отразила смятение властей, для которых любой передел земельной собственности стал бы кошмаром. Во-первых, он породил бы цепную реакцию. Исконные земли стали бы требовать и другие кенийские народности. Во-вторых, вызвал бы испуг у инвесторов. В-третьих, никто не сомневается, что превращение расположившихся на масайских землях крупных товарных ферм в пастбище для малопродуктивных коров отбросит сельское хозяйство в каменный век. Только значит ли это, что нужно и впредь усугублять и умножать и без того вопиющую несправедливость?
Масаи в очередной раз проиграли, но капитулировать не собираются. Они живут в другом измерении, с другим ощущением времени. И, кто знает, может, они еще ухватят льва за хвост. Даже британского.
www.explan.ru
Примечание: Фотографии добавлены редакцией портала Svali.ru
Обращаем Ваше внимание, что рассказ оставлен больше года назад. С тех пор ситуация вполне могла измениться.
