В ночном самолетеМосква - Тегеран туристов, кроме нас, не было. Занявшие половину мест иранцы возвращались домой. Из русских кто-то, судя по разговорам, летел к родственникам, остальные - в Бушер, строить атомную электростанцию, ту самую, на которой, как боятся американцы, Иран сможет построить свою ядерную бомбу.
В тегеранском аэропорту их встречали с табличкой "Атомспецстрой". Атомщики сначала приняли нас за своих и удивились, что мы летим в Иран первый раз. Когда они поняли, что мы не в командировку, а так, то пожаловались, что их, атомщиков, сегодня в самолете что-то совсем мало, а обычно бывает гораздо больше. Еще один мужчина в кожаном плаще с красным шарфом, видимо, был из нашего посольства. На контроле в Тегеране он сунул паспорт в окно для дипломатов и тут же поругался с пограничником на фарси.
В Тегеране оказалось холодно и лежал снег, так что мы решили сразу улететь куда-нибудь на юг и пошли на местные авиалинии в соседний терминал. В Иранесамолеты - вполне доступный вид транспорта. Между всеми крупными городами есть по нескольку рейсов в день.
Я уже была в платке, который, как и все женщины в самолете, надела перед трапом в тегеранском аэропорту. В Иране все иностранки обязаны выглядеть так же, как и иранки, то есть ходить с покрытой головой. И не с одной только головой. Штаны в Иране тоже не приветствуются.
Поверх надо носить если не пальто или плащ, то специальный халат или юбку, как минимум до колен.
Вскоре оказалось, что и это не последнее условие существования женского пола в этой удивительной стране. В местном аэропорту уже появились два отдельных входа: для мужчин и для женщин. Чтобы не потакать дискриминации и шовинизму, я следом за своим другом зашла в мужской. Иранцам, дежурившим у металлоискателя, это не понравилось, но было поздно: изнутри двери автоматически не открывались. Я знаком предложила охранникам не переживать из-за такой ерунды. Но они засуетились, быстро разыскали ключ, открыли замок и выпроводили меня наружу, строго показав на соседнюю дверь. За ней оказалась та же рамка, только рядом с ней, углубившись в книжки с арабской вязью, сидели дамы в черных хиджабах и таких же черных накидках до пола.
В любом российском аэропорту при виде такой службы безопасности половине пассажиров стало бы нехорошо.
Кассы тоже были мужские и женские. Но они были рядом и из-за большой толпы и суматохи раздельной покупки билетов никак не получалось.
Исфахан Ближайший рейс был в Исфахан, что нам очень подходило. Исфахан вместе с Ширазом - самые популярные у редких иностранцев города в Иране. Там есть все, что нужно туристам: дворцы, сады, куча древностей, роскошные шиитские мечети и масса недорогих гостиниц.
В Исфахане самое любимое место местных жителей - широкая для здешних засушливых мест река посреди города. Если светит солнце, а по-другому в Иране почти никогда не бывает, исфаханцы целыми днями сидят на берегах, устраивают там пикники и играют в карты. Самый известный среди древних мостов через реку - мост Сио-Се-Поль из тридцати трех арок. Внутри него, прямо в старой кладке, сделаны маленькие устеленные коврами комнаты с окошками, смотрящими на воду.
Там курят отличный яблочный кальян и пьют чай с колотым сахаром.
В пятнадцати минутах ходьбы от Сио-Се-Поля - площадь Имама, про которую путеводители говорят, что она в два раза больше Красной площади. Под Имамом подразумевается отец Исламской революции аятолла Хомейни. До Исламской революции она называлась площадь Шаха. Рядом с огромными портретами Хомейни в Иране везде развешаны такие же по величине изображения его последователя аятоллы Хоменеи. Мало того что старцы носят почти одинаковые имена, рисуют их в одинаковых черных чалмах и очень похожими. Отличаются они тем, что Хоменеи в очках, а Хомейни - без, Хоменеи жив и по сей день, а Хомейни - уже умер. Портрет меньшего размера, который иногда висит рядом с аятоллами, обычно принадлежит действующему президенту Мохаммаду Хатами.
На площади Имама бьют фонтаны и растут кипарисы ярко-желтого цвета. Сюда же выходят мечети Имама и шейха Лутфоллы, дворец Али-Капу и торговые ряды старинного базара.
Главное достоинство здешних продавцов сувениров и ковров, от которых обычно прохода нет в арабских странах, в том, что встречаются они редко. Причем, как и все иранцы, они образованны и безупречно вежливы. На площади Имама к нам подошел человек, сразу сказавший, что он кочевник.
-- А вы откуда? - спросил он. -- Из Москвы. -- О, Россия! Достоевский, русская литература! - воскликнул он с таким воодушевлением, что захотелось припомнить ему растерзанного персами Грибоедова. Но мы тоже были вежливы и сдержанно сказали: -- О, Иран, о, Саади. -- Саади в моем сердце, - успокоил нас кочевник и, сильно жестикулируя, продолжил: - Россия, Ринат Дасаев, Лео Яшин.
Тут ответить нам было нечем. Перечислив десяток футболистов, наш собеседник сделал еще один неожиданный переход: -- Кстати, а не хотите ли взглянуть на лучшие в Исфахане ковры?
Мы не хотели и обещали прийти позже. Он не обиделся и дал нам пару своих визиток. К сожалению, слова "кочевник" в них не было. Было только про ковры.
Редкий перс говорит по-английски так, как этот кочевник. В основном местные жители если и выезжали за пределы своей страны, то только однажды - на хадж в Мекку, а большинство - вообще никуда, так что иностранные языки им, по большому счету, ни к чему.
Помимо торговцев коврами сказать пару слов по-английски в Иране могут женщины за рулем "Пежо-206" иранской сборки, портье в гостиницах и немусульмане.
Последних довольно мало, и живут они в отдельных кварталах, которые среди остальных улиц выделяются чистотой. В Исфахане это армянский район Джульфа. За толстыми каменными заборами много христианских церквей. Они архитектурно похожи на мечети и редко бывают открытыми.
Шираз Из Исфахана в Шираз летают самолеты и ездят автобусы. Мы выбрали последнее. Семичасовой путь лежал через перевал. Наверху в горах шел снег с дождем. В Ширазе поспевали апельсины. Помимо бесчисленных и очень красивых садов с парками этот город известен мавзолеями персидских поэтов Саади и Хафеза, расположенным неподалеку древнеперсидским городом Персеполисом и развалинами еще более древнего Пасаргада. В них, как на ладони, весь школьный курс истории Древнего мира.
Персеполис был построен Дарием Великим и достраивался при остальных Дариях, Ксерксах и Артаксерксах, пока его не разнес Александр Македонский. К счастью, не до конца.
За колоннадами, воротами и барельефами в Персеполисе угадываются очертания дворцов и храмов. От Пасаргада осталось гораздо меньше. Там главное - могила завоевателя Кира Великого и несколько древнеперсидских надписей того же времени.
Мало кто из местных жителей сможет внятно объяснить, что до Персеполиса (иранцы называют это место Тахт-э-Джамшид) из Шираза нужно добираться на автобусе до городка Марвдашт, а последние несколько километров ехать на такси.
Оттуда тоже надо долларов за десять ловить машину до Пасаргада, а потом на ней же через Накш-э-Ростам (вырубленные в горе гробницы персидских царей, в том числе и Дария) и Накш-э-Раджаб (просто древние барельефы на скалах) возвращаться обратно в Марвдашт.
Самоистязатели Когда мы были в Ширазе, там стало происходить что-то непонятное. С наступлением темноты по улицам стали ходить маленькие демонстрации. Люди пели немелодичные песни и били в большие барабаны фирмы Yamaha, слегка напоминая кришнаитов, которые устраивают шествия по старому Арбату. К ночи непонятные торжества приобрели размах. Демонстрации стали скапливаться у мечетей. Появились грузовики с транспарантами, написанными куда более замысловатой арабской вязью, чем та, что встречается обычно. Перед мечетями перекрывалось движение, туда подтаскивали аудиоколонки и подсоединяли к ним микрофоны. Размеренный барабанный бой и унылые песни доносились уже отовсюду. В каждой лавке включали телевизор. Оттуда тоже пели и били в барабаны.
В руках людей в центре процессий появились предметы, похожие на веники, связанные из железных цепей. Они махали этими штуками и в такт барабанному бою опускали их себе на спину, впрочем, довольно бережно.
В этих условных самоистязаниях участвовали только мужчины. Женщины во всем черном стояли на тротуарах и внимательно за ними наблюдали.
Выяснить, что это было, удалось только в гостинице. Мы спросили у портье, что творится, и для ясности показали, как бьют в барабан. Он понял сразу.
-- Вы знаете, был такой имам Хусейн. Его убили. Это "бдыш-бдыш", - тут он тоже показал, как бьют в барабан, - будет пять ночей до дня убийства и пять после.
Дань памяти имама Хусейна шииты отдавали очень прилежно. Скоро нам объяснили, что означают железные плетки. Такими же тысячу лет назад забили несчастного имама. Когда участвующие в траурных мероприятиях иранцы не стегали себя плеткой, они в том же ритме били себя кулаками в грудь. Это означало, что имам всегда в их сердцах.
Местные каналы показывали шиитов, истязающих себя в мечетях, с утра до вечера. В новостях были прямые включения. Кто-то бил себя до крови, кто-то плакал. На улицах, кстати, били не до крови и не плакали.
Если телевизор был в кафе или на вокзале, обязательно находились несколько человек, которые за этими процедурами почитания имама Хусейна начинали с интересом следить.
Бандар-Аббас Из Шираза мы отправились в Бандар-Аббас - самый большой иранский портовый город на Персидском заливе. Самолет был ночной, и по прибытии некстати выяснилось, что заняты все гостиницы приемлемого качества и стоимости. Было далеко за полночь, когда мы стали ловить такси у очередного отеля, где не было свободных номеров, как вдруг на другой стороне дороги остановилась машина, из окна которой нам прокричали: -- Не волнуйтесь, я знаю английский и сейчас вам помогу.
В машине было двое. Того, кто говорил по-английски, звали Торадж. Узнав, что мы из России, он сказал, что лучше мы были бы из Киева.
Обращаем Ваше внимание, что рассказ оставлен больше года назад. С тех пор ситуация вполне могла измениться.
